«Затянувшийся сон» – такого рода метафора возникает при попытке описать то состояние, в котором находятся многие из нас в течение последнего времени. Перед каждым развёртывается собственная уникальная темпоральность: обычное межсезонье на границе зимы и весны, пограничное состояние анабиоза или даже искусственной комы, летаргического сна… Данная концертная программа предоставляет слушателям одну из возможностей для принятия того «дивного нового мира», в который не так давно шагнул человек. Особенности механизмов новой реальности нащупываются впотьмах – как во сне. Шанс развеять эту туманную завесу дают сочинения композиторов, где тем или иным образом отражаются различные грани царства Морфея.
«Des pas sur la neige» («Шаги на снегу») Клода Дебюсси – безмолвный, тихий уход незнакомца за линию горизонта. Происходит добровольное вытеснение «сложного человека» из привычной картины мира, помноженное на поиск ориентиров в тревожной, зыбкой неизвестности. Музыка Дебюсси рисует заснеженный пейзаж при помощи монохромной цветовой палитры звучностей:
Прохожий или ангел, слабый след
Оставив на снегу, пропал из виду,
И отраженье берега в стекле
Бесплодную напомнит Антарктиду.
(Томас Венцлова – фрагмент из стихотворения «Зимний разговор». Перевод Анны Герасимовой)
Далее состояние героя трансформируется – происходит переход от «внутренней эмиграции» к осязаемому отчуждению. Перед глазами как будто пелена. Сквозь туманную дымку проглядывают черты мира, ныне расколотого (прозвучит миниатюра Романа Леденёва «Мир разгорожен надвое» на слова Юрия Терапиано из Хорового цикла «Парижская нота»). Далее виднеется фантомный образ Родины, чей облик проступает в призрачных голосах «отчалившей Руси». От водной глади отражаются не то плачи-причеты, не то отголоски старообрядческого духовного стиха о потерянном рае (прозвучит «Сон» из Триптиха Кирилла Волкова на стихи Владимира Набокова для смешанного хора a cappella). Набоковский герой, словно Адам, изгнанный из рая – погружён в кошмарный сон, повторяющийся вновь и вновь как «дробный стук замурованного».
Категория вечного сна, охватившего убиенных без возможности покаяния, прочитывается в хоровой миниатюре «Смолкли залпы запоздалые» Дмитрия Шостаковича на слова Евгения Тарасова. Этот фрагмент (аналог части «Lacrimosa» из заупокойной мессы) встроен в «Десять поэм на слова революционных поэтов конца XIX и начала XX столетия» – цикл, близкий канонической жанровой модели реквиема.
Другая ипостась феномена сна – барочная круговая фигура da capo, закручивающая спираль времени, в которую вовлечена каждая человеческая жизнь – с её деяниями, страстями и сомнениями. «Вернуться назад невозможно», – так сказано Николаем Новиковым, одним из поэтов, представленных в многочастном опусе Бориса Тищенко «Река времён». Сон здесь подобен Рубикону, разделяющему мир живых и мир мёртвых в потоке времени, который сметает всё на своём пути: «народы, царства и царей».
Следом в программе прозвучит пьеса для арфы «Canzone triste» Николая Корндорфа. Она подобна утешающим, но в то же время и печальным грёзам сна, при воздействии которых человек впадает в забытье и теряет ощущение времени. При прослушивании этой шестнадцатиминутной композиции на миг может показаться, что со страниц второй песни «Чистилища» из «Божественной комедии» Данте сходит сам Казелла и поёт свою пленяющую канцону – настолько «потусторонняя» по характеру музыка Корндорфа.
Следующий блок программы объединяет поэзия туманного Альбиона – от Уильяма Шекспира к Уолтеру Де ла Мэру и Джорджу Маккею Брауну. Прозвучат хоровые миниатюры Ральфа Воана-Уильямса, Эдуарда Элгара, Яакко Мантюярви и Питера Максвелла Дэйвиса. В хоровой пьесе «The Cloud-Capp'd Towers» («Тучами увенчанные горы») Ральфа Воана-Уильямса сон представлен в образе воздушного замка, пышного шатра из облаков, истаивающих, словно дым. Согласно реплике Просперо из шекспировской «Бури»,
<…> Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И снами окружена
Вся наша маленькая жизнь.
(Уильям Шекспир – «Буря»: IV действие, 1 сцена. Перевод Бориса Пастернака)
Сказочными поздне-романтическими видениями пронизано сочинение Эдуарда Элгара на слова Уолтера Де ла Мэра – «The Prince of Sleep» («Принц сна»). Идиллические пейзажи горных долин в туманных сумерках, по которым лёгкой поступью шествует «Принц сна», навевают умиротворение и покой с ароматом ностальгии: «Dreams haunt his solitary woods» («Сны преследуют его одинокие леса»).
В хоровой миниатюре «Come Away, Death» («Поспеши, смерть») Яакко Мантюярви сон олицетворяется с желанной смертью, освобождающей от всех невзгод, в том числе и любовных (финским композитором взят фрагмент из «Двенадцатой ночи» Уильяма Шекспира – «Песня шута Фесте» из II действия, 4 сцены пьесы).
Элегичность «Lullabye for Lucy» («Колыбельная для Люси») Питера Максвелла Дэйвиса на слова Джорджа Маккея Брауна возвращает к безмятежному сну, состоянию защищённости, первозданной красоты нового человека, пришедшего в этот мир. Как отмечает автор слов, композитором не случайно используются только «все белые ноты, символизирующие непорочность ребёнка». Также здесь присутствует определённая доля символизма – «новое дитя» уподобляется светоносному ангелу, имя которому Lucy (от латинского «lux» – свет; Lucia – английское католическое имя, в переводе на русский означает «светоносная»).
В качестве постлюдии к концертной программе выступают Две пьесы для арфы Дмитрия Николаевича Смирнова – «Гитара» и «Уснувшее зеркало». Каждую из них предваряет эпиграф из Ф. Г. Лорки: «Гитара, и во сне твои слёзы слышу…»; «Мы живём под зеркалом великим…». Хрупкость, зыбкость пограничного состояния между сном и явью является своеобразной аркой к началу программы. Сон – символ «вечного возвращения» на круги своя, зеркало бытия, в которое мы вглядываемся каждый раз и пытаемся разгадать знаки его «магического реализма».
ПРОГРАММА
Клод Дебюсси – «Des pas sur la neige» («Шаги на снегу») из цикла Двенадцать прелюдий для фортепиано (1-я тетрадь, 1910). Транскрипция для арфы Рут Инглфилд
Роман Леденёв, слова Юрия Терапиано – «Мир разгорожен надвое» из Хорового цикла «Парижская нота», op. 78 (2005) на слова русских поэтов-эмигрантов
Кирилл Волков – «Сон» из Триптиха на стихи Владимира Набокова (2007) для смешанного хора a cappella
Дмитрий Шостакович, слова Евгения Тарасова – «Смолкли залпы запоздалые» из Десяти поэм на слова революционных поэтов конца XIX и начала XX столетия, op. 88 (1951) для смешанного хора a cappella
Борис Тищенко – «Река времён», op. 145 (2006) для солистов и хора a cappella на слова разных авторов
Николай Корндорф – «Canzone triste» («Печальная песнь») (1998) для арфы
Ральф Воан-Уильямс – «The Cloud-Capp'd Towers» («Тучами увенчанные горы») из Трёх песен на стихи Уильяма Шекспира (1951) для смешанного хора a cappella
Эдуард Элгар, слова Уолтера Де ла Мэра – «The Prince of Sleep» («Принц сна») (1925) для смешанного хора a cappella
Яакко Мантюярви – «Come Away, Death» («Поспеши, смерть») из Четырёх песен на стихи Уильяма Шекспира (1984) для смешанного хора a cappella
Питер Максвелл Дэйвис, слова Джорджа Маккея Брауна – «Lullabye for Lucy» («Колыбельная для Люси») (1981) для смешанного хора a cappella
Дмитрий Николаевич Смирнов – Две пьесы (1978) для арфы:
«Гитара» (предпослан эпиграф: «Гитара, и во сне твои слёзы слышу…», Федерико Гарсиа Лорка);
«Уснувшее зеркало» (предпослан эпиграф: «Мы живём под зеркалом великим…», Федерико Гарсиа Лорка)
В программе возможны изменения
ИСПОЛНИТЕЛИ
— лауреат всероссийских и международных конкурсов и фестивалей – Яна Золочевская (сопрано);
— солист Московского академического Музыкального театра имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко, лауреат всероссийских и международных конкурсов – Кирилл Золочевский (тенор);
— лауреат всероссийских и международных конкурсов – Владимир Красов (бас-баритон);
— лауреат международных конкурсов – Луиза Минцаева (арфа);
— вокальный ансамбль TerminuS – художественный руководитель и дирижёр, лауреат всероссийских и международных конкурсов – Сергей Терентьев
Сон
I.
Жизнь наша двойственна. Есть мир особый сна,
На рубеже двух тайн, что мы неверно
Зовём существованием и смертью.
Есть мир, принадлежащий сну, есть царство
Безбрежное действительности дикой;
И сновиденья, в нём рождаясь, дышат,
Скорбят, льют слезы, радости не чужды.
Они над нашей мыслью тяготеют
И наяву; они ж по пробужденьи
Дневных забот нам облегчают тяжесть.
Они двоят всё наше существо,
То близки нам и нашему мгновенью,
То на герольдов вечности похожи.
Они скользят, как духи дней былых,
Вещают, как Сибиллы, о грядущем.
Им власть дана блаженства и мучений.
Они, своей лишь прихоти послушны,
Нас делают иными, чем мы были,
То потрясая образом мелькнувшим,
То тенью нас исчезнувшей пугая.
Ужели и они лишь только тени?
Не всё ль былое тень? Так кто ж они?
Не дети ли мечты? Мечта лишь в силах
Сама собой действительность творить
И населять планеты существами
Прекраснее когда-либо рождённых,
И жизнь вдыхать в бесплотные черты,
Отныне долговечней всякой плоти. —
Хочу поведать об одном виденьи,
Что созерцал, быть может, в кратком сне,
Но грёзы сна способны к долгой жизни,
В единый час вмещая много лет.
Дж. Г. Байрон
Перевод Николая Минского