Выставка впервые представит в Москве живопись и графику выдающегося ленинградского художника Иосифа Зисмана (1914-2004).

«Иосиф Натанович Зисман — как произнесешь это сочетание слов, сразу возникает в памяти, на первый взгляд человек очень простой, с юмором, типичным для еврейского местечка, откуда его ребенком привезли в Киев в детский дом для детей, чьи родители погибли при погромах. В Киеве тогда был большой подъем в культуре, вскорости быстро расстрелянный. Но при маленьком Иосифе Зисмане в Детский дом регулярно приходили лучшие поэты, писатели, художники и скульпторы того времени.

Так что Иосиф Натанович с детства получил мощный заряд художественного понимания мира. И в дальнейшем, живя в Москве и Ленинграде, он был в кругу талантливых художников, рядом с роскошными собраниями живописи. Он непрерывно думал о живописи. Особенный подъем у него случился в последние пятнадцать-двадцать лет его жизни. Потом он заболел и не смог ходить в мастерскую, чтобы священнодействовать в том уникальном цветном пространстве, которое он сам создавал ежедневно. Так что простодушным Иосиф Натанович только казался. На самом деле, в результате глубокого длительного постижения законов построения живописной картины, в нем образовался крепкий этический и интеллектуальный стержень, вокруг которого выстраивалось все окружающее его реальное пространство.

Обычно все, что сделано на бумаге, принято называть графикой. Но, в случае с Иосифом Натановичем Зисманом, язык не поворачивается назвать это графикой — настолько тонко и точно передается именно живописная сущность мотива. Живописную эту суть пронизывает крепкий конструктивный, архитектурно-величественный костяк этюда. Мастер быстро отмечает в природе главные составляющие композиции: устойчивые классические соотношения вертикалей и горизонталей рядом с романтикой динамических диагоналей. Эта архитектурная идея обыгрывается волнами тепло-холодных отношений, которые дают зрителю повод вспомнить в себе содержание, казавшееся навсегда забытым. «Самое главное в работе — это знать, когда остановиться»: этому правилу он следовал только в работе с акварелью или гуашью на натуре. Он мгновенно находил основные составляющие мотива или слева, или справа и быстро и свежо исполнял этюд.

Что касается работы в мастерской маслом на холсте, то хотя с одной стороны это правило оставалось в силе, но произносилась еще и фраза совершенно противоположного содержания: «Пока работа стоит у меня в мастерской, я не могу себе отказать в удовольствии еще раз ее коснуться». И он касался каждой работы всегда, до конца творческой жизни. Писал всегда большими номерами кистей. Замечательно, что этими большими кистями ему удавалось виртуозно передавать тончайшие, очень реалистические нюансы на стыках больших отношений. Конечно, большая кисть помогает не делать ничего лишнего, но Иосиф Зисман умел при этом рассказать о сложнейших подробностях в настроении пейзажа и о психологических тонкостях в портрете.

О работе акварелью он рассказывал, что она (акварель) ему никак не удавалась. Эти неудачные попытки повторялись до тех пор, пока он не взял большую щетинную кисть, и тогда работа стала его удовлетворять. «Длительные» работы маслом рядом с точно «остановленными» работами на бумаге дают возможность сравнить фактически два противоположных метода в искусстве очень большого мастера. Это, в сущности, два метода познания. Метод мгновенного озарения при взгляде на природу и реализация этого впечатления на бумаге. И метод длительного, не кончающегося колебания жизни на поверхности холста, когда работа движется сразу в двух направлениях — она все больше обобщается, обнажая основные композиционные членения, и еще она немыслимо утоньшается в цвете. Цвет почти совсем отказывается от тональных различий. Мир, наш реальный мир, постепенно дематериализуется, преображаясь в цветовое свечение, как будто желая исчезнуть. Однако от этого утоньшения качества цвета мир становится еще более реалистическим, только уже в каком-то другом повороте сознания.

Иосиф Натанович Зисман перестал работать за несколько лет до физического ухода из жизни, как будто даже его бесконечно утоньшившаяся живопись была слишком груба для выражения истинного положения вещей и его душа, увидев тщетность всех материальных усилий, замолчала. Впрочем, эта гипотеза из самых неправдоподобных. Иосиф Зисман прожил очень длинную творческую жизнь, соответствуя сказанной им фразе «художник должен жить долго».

Художник Анатолий Заславский

Художественное пространство Île Thélème благодарит Наталью Иосифовну Зисман и Государственный музей «Царскосельская коллекция» за помощь в подготовке выставки.

Картина на обложке — «Омут». 1993.